Всё! Свершилось! Теперь главное, не облажаться.

Покупаю себе энергетик. Он немного усмиряет абстиненцию, но вздрючивает ещё сильнее.

Так, а теперь домой, раздавать ремня.

Или выхватывать. Тут как пойдёт.

Возвращаюсь в машину. Оглядываю свою «шахидку». Вроде бы всё в порядке. Делаю глубокий вдох. Пора ехать.

На светофоре бросаю взгляд на её руки. Аккуратные короткие ноготки. Никакого лака. Как у девочки. Пальцы нервно сжимают так и не открытую бутылку воды. Надо её временно изолировать, пока перебесится Алла. И надо как-то учить её автономности. Мне только ещё одного ребёнка в доме и не хватало!

– Короче, так. Ко мне ты обращаешься – Тимур. Но чем реже обращаешься, тем нам обоим спокойнее.

Кивает.

– И вот это всё лучше снять.

Не могу же я её домой в парандже привезти!

– Что? Оо… Простите, – покаянно.

– Мда… Непросто нам будет. Тебе обязательно носить такую радикальную одежду? Если мы купим что-то попроще, твой отец не будет против?

– Боюсь, что моему отцу теперь всё равно.

Это очень хорошо! Отсутствие внимания к нашему браку со стороны Алихана существенно облегчит мне жизнь.

– Ещё одна важная деталь, – начинаю я без предисловий. – Дело в том, что я, вообще-то, уже женат. Поэтому ты – вторая жена… ммм… как это… Младшая? У вас же это не возбраняется?

Молчит, глядя в лобовое.

– И если ты не будешь настаивать, то наш супружеский долг мы отложим в какой-нибудь долгий ящик, который забудем, как открывать. Или ты настаиваешь… на… ммм… завершении брака? Я, честно сказать, не самый ласковый муж!

– Нет! – выдыхает испуганно.

– Что – нет?

– Не настаиваю.

– Я так и понял.

Нажимаю на брелоке кнопку, поднимающую ворота.

– Моя… старшая жена будет сейчас очень недовольна, – предупреждаю я. – Поэтому особенно не отсвечивай. Я со всем со временем разберусь.

Забираю её сумку, подаю руку, помогая выйти из машины. Ляйсан оглядывается.

– Извини, фонтанов и павлинов нет, зато есть бассейн. Вода с подогревом, можно купаться уже сейчас.

На втором этаже три комнаты. В одной сейчас живёт Ренат. Вторая Марусина. А третья пустая.

– Пока не обставлю тебе собственную, поживёшь в комнате моей дочери.

Завожу её внутрь. В гостиной играет музыка. Из кухни запахи. В целом, достаточно аппетитные!

Отдаю сумку.

– Наверх по лестнице, первая дверь налево. Царство розовых пони и фей. Не промажешь.

Нерешительно идёт по лестнице. А я на кухню.

Упираясь спиной в косяк арки, недовольно наблюдаю за тем, как Алла разбирает коробки из ресторана.

– Спасибо, что справилась с ужином, – скептически смотрю на нетронутую плиту.

Вздрагивает.

– Напугал!

– Алл… что бы ты выбрала: залететь сейчас, но сильно сократиться по деньгам и возможностям. Или отложить залёт лет на пять, но расширить бизнес и возможности?

– Второе, конечно!

– Ну тогда у меня для тебя новости…

Глава 7

Зверушка (Ляйсан)

В комнате дочери моего мужа и правда всё нежно-розового цвета. Только ковёр и обои цвета топлёного молока. В углу огромная кровать, сделанная чердаком, вниз с неё – пластиковая горка через полкомнаты. Под кроватью домик, завешанный тюлевыми шторами. Оттуда выглядывает морда мягкой лошадки.

Хозяйки нет.

А я так надеялась… Мне вдруг показалось на мгновение, что соседство с девочкой сделает моё пребывание в этом доме более… безопасным? И никто меня не тронет при ней. Хотя он и так обещал не трогать. Не обещал, конечно. Просто заявил, что ему это не нужно. И я благодарю Бога…

У окна столик с детскими круглыми креслами. На них сидят большие куклы. На стене напротив плазма. На другой – игровое полотно. Такое есть в комнате у моего младшего брата.

Оглядываюсь, не понимая, как мне здесь устроиться. От изнеможения колени подкашиваются. Ложусь на пушистый ковёр. На спину. На потолке едва видны глянцевые звёздочки. Они должны светиться в темноте. У меня в комнате в отцовском доме были такие же светящиеся цветы. У нас, у всех сестёр, комнаты были как у принцесс. Маленьких нас очень баловали и берегли. Чем старше – тем строже.

Вот бы стать мне тоже куклой на этом детском креслице… Не больно, не страшно, всё равно.

Мне хочется уснуть и не проснуться. Детство закончилось, всё.

Просила русского – выпросила!

Тимур… Тимур совсем не такой, как улыбчивый и ласковый Антон с его мягкими чертами лица. Тимур скуластый, глаза – как сталь! Взгляд пронзительный и требовательный. И сам суровый, раздражительный, хмурый, говорил со мной с досадой, словно я ему заранее мешаю, совсем не так, как Антон говорил. Ну и пусть. Главное, что не тронет. Нет меня!

Это тоже страшно. Бесправная, никому не нужная…

Какие правила в этом доме для меня, я не знаю. Есть ли тут другие мужчины и можно ли ходить свободно – не знаю. Можно ли мне учиться – не знаю. А завтра лекции… Спрашивать страшно. Меньше всего мне хочется вызвать его гнев. Мужчины бывают очень жестоки.

Дверь в комнату приоткрыта. Внизу крики, ругань. Зажмуриваюсь от ужаса. Мой отец никогда не кричит. Он просто наказывает. Нас – девочек – изоляцией и тяжёлой работой по дому. А ещё постоянно висящей угрозой отослать на родину. Но у нас в доме женщин никогда не били. Я первая выпросила…

От повышенного гневного голоса Тимура я впадаю в оцепенение. Мне кажется, что в итоге он может сорваться на мне. Отец, когда гневался на братьев, часто наказывал и нас, девочек, если попадали под горячую руку.

Родители его здесь живут? Не представил… У нас так не бывает.

Что его отец обо мне скажет? Как мать примет? А ещё жена эта старшая…

Прислушиваюсь. Ругаются!

– Ты будешь, Алла, так со мной разговаривать – вылетишь отсюда, ясно?

Алла, значит…

И я представляю, что будет, если вылечу отсюда я. Куда я пойду? В отцовский дом – вряд ли примут.

Некоторые девочки с курса живут в общежитии. Но там творится такое… Рука отца не дрогнет придушить меня, если узнает, что в общежитии живу. Для него общежитие и публичный дом – одно и то же.

– Она просто будет здесь жить! И всё! Какие проблемы?!

– Ты привёл к нам домой какую-то тёлку! Я должна жить с ней под одной крышей??

– Какую тёлку? Она девчонка ещё. Считай, я просто её опекун на несколько лет.

– На молоденьких потянуло?

– Ты больная, что ли?

– Где она?! – голоса приближаются.

– В детской она.

– Чёртов извращенец!

Как грубо с мужем говорит. Ужас!

– А ну-ка, стоять! Ты туда не пойдёшь!

Закрываю уши ладонями. Хоть бы они обо мне забыли на сегодня!

Сказал – снять никаб. Лучше слушаться. Женщина послушная – мужчина великодушный.

Зеркал в комнате нет. Но есть дверь с матовым стеклом. В моей комнате в отцовском доме за такой была ванная комната. И я иду туда – переодеться, умыться, привести себя в порядок.

От голода тошнит и кружится голова. Я могу готовить здесь?… Или нельзя? Как и когда здесь кушают?

Долго умываюсь ледяной водой. Распускаю волосы. Решаюсь переодеться в домашнее платье. В хареме, на женской половине дома, можно носить платья с открытыми руками и шеей. У меня именно такое. У русских нет харема. Мужчины и женщины вместе живут, вместе едят… Наверное, здесь неважно, закрыты шея и руки или нет. У нас и на учёбу девочки в открытом ходят. Но чувствую себя очень неловко. Одно дело на других с оголённым телом смотреть, другое – самой так ходить.

Раньше мне хотелось… чтобы открыто, смело. А сейчас хочется, чтобы меня никто не видел, не замечал.

Прикрываю дверь в свою комнату, чтобы не слышать их перепалку. «Тимур не слишком строгий», – делаю я вывод. Иначе давно бы наказал эту крикливую жену. Но лучше не искать границ его терпения. Может, он к ней так терпим, потому что беременная. Наверняка.

Время идёт медленно. Я сижу одна на мягком ковре не первый час. Допиваю воду, что дал мне муж. Мне очень тревожно…